Шёл оборванный грязный бродяга, Ночевавший в траве под мостом. Шёл домой и в глазах была влага – Вспоминал он родительский дом.
Десять лет, как из старой калитки, Чтоб дружкам бросить деньги на стол, Обобрав своих близких до нитки, Он родителей, бросив, ушёл.
Ну, а дальше всё в пьяном тумане. Унесла его дней кутерьма: Воровство, грабежи и обманы, Пьянки, драки, кутёж и тюрьма.
Отсидел. Только встретят ли дома И простят ли ему его грех? Там, где всё так до боли знакомо, Где когда-то звучал его смех...
Захотят ли вновь сына увидеть, Смогут ли все обиды простить Вновь тому, кто их смог так обидеть? Если нет, то зачем заходить?
Написал им письмо: «Коль простите, Чтобы это увидеть я смог, Изнутри на окно поместите В знак прощения белый платок.
Если нет – заходить я не буду, Сердцу больно, но я заслужил. Значит нет меня, нет ниоткуда, И считайте, что с вами не жил.»
Шёл он к дому, и ноги немели, Но увидел в сиянии дня – Во всех окнах платочки белели, А на крыше была простыня.
Так и Бог – если просим прощенья, И хотим мы исправить себя, Все грехи наши, все прегрешенья Нам прощает, нас вечно любя!
Юрий Вакула
|